РУССКИЙ ФОЛЬКЛОР
ВАСИЛИЙ БЛАЖЕННЫЙ ГОВОРИЛ, ЧТО «ДЬЯВОЛ – ЭТО ВОР, ОН ОБВОРОВЫВАЕТ НАШИ ТРАДИЦИИ (ОБЫЧАИ). НЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОТВРАТИТЬ СВОИХ ОТ БЕЗБОЖИЯ, НО ЧТОБЫ ПРИУКРАСИТЬ ИХ ЛОЖНОЕ БЛАГОЧЕСТИЕ ИСТИННЫМИ СЛОВАМИ И МЫСЛЯМИ, И ТАКИМ ОБРАЗОМ ДЕЛАЕТ ЕЕ БОЛЕЕ ПРАВДОПОДОБНОЙ И ПРИЕМЛЕМОЙ ДЛЯ БОЛЬШЕОГО ЧИСЛА ЛЮДЕЙ,»
ПЛАТОН ГОВОРИТ: «ГРЕКИ НАУЧЕННЫЕ ДЕЛЬФИЙСКИМИ ОРАКУЛАМИ, ИСПРАВЛЯЮТ ТО, ЧТО ОНИ ЗАИМСТВУЮТ ОТ ВАРВАРОВ, ОНИ НЕ ОЧЕНЬ УТРУЖДАЮТ СЕБЯ ПОИСКАМИ ИСТИНЫ, И ОСОБЕННО ЗАБЛУЖДАЮТСЯ В СВОИХ МНЕНИЯХ О БОЖЕСТВЕННОМ,»
В наши дни выходит немало ценных книг, посвященных теме русской духовной культуры и фольклора, которые написаны яркими и крупными специалистами в этой интересной области. Много издается оригинальных фольклорных памятников, дающих представление о богатейшей духовной культуре наших предков, об их ярком характере и самобытных нравах. В силу этого сокровища духовной культуры древних славян, ее глубины и тайны, до сих пор не вполне осмыслены и осознаны.
Юрий Петрович Миролюбов (Лядский) известен как человек, сумевший скопировать и сохранить для будущих поколений «Велесову книгу»,
которую он получил от офицера Марковского дивизиона Али Изенбека, пронесшего ветхие дощечки в своем вещевом мешке сквозь всю гражданскую войну.
Миролюбову удалось спасти большую часть находки Изенбека. Остальная часть материала, который не успел переписать Миролюбов, бесследно исчезла после смерти Изенбека в 1941 году.
О «Велесовой книге» в отечественной науке однако время шли жаркие споры. Одни считали и до сих пор считают священным писанием древних славян, вырезанным на буковых досках новгородским жрецом в IX веке нашей эры и посвященным божеству по имени Велес. Другие объявляют ее позднейшей подделкой, искусной мистификацией и даже своеобразной интеллектуальной провокацией.
Согласно расшифрованным текстам, в древности славяне обитали в Семиречье за рекой Ра. В X веке до нашей эры они переселились на Карпаты. На Карпатах славяне жили 500 лет, а в V веке до нашей эры ушли на восток и осели в бассейне Днепра и Дона. В течение тысячи лет славяне воевали за свою независимость. Боролись с греками за выход в Сурожское (Черное) море, сражались с римлянами у Троянова вала, потом отражали нашествия готов и гуннов, затем авар и хазар. Последними из исторических персонажей упоминаются Аскольд, Дир и некий Ерик (видимо Рюрик).
На сегодняшний день большинство академических ученых, филологов-славистов, историков, этнолингвистов склоняются к критической точке зрения и оценивают «Влесову книгу» как «мнимое открытие» (Д.С.Лихачев) и позднейшую фальсификацию, датируя ее XVII или XVIII веком.
Книга Юрия Петровича Миролюбова «Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов» - это собрание легенд и преданий.
Особую ценность книги представляет содержащаяся в ней древнерусская сакральная мудрость, сокрытая в глубине легенд, русской ведизм или ведовство, выступающее не просто в виде магических знаний, но скорее в виде особой славянской космогонии, мировидения и картины мира. Этим легендарным миром правят три главные силу – Навь, Явь и Правь. Последняя сила – главная из трех, является верховным управителем всего мироздания, включая и человеческую судьбу. Навь олицетворяет собой зыбкую подземную сферу, мир теней, предков, духов, смутных предчувствий. Явь – это земной материальный мир, вещественный и осязаемый, но ограниченный в своей зримой телесности. И, наконец, Правь – божественный, правящий мир, символ мудрости, справедливости, законности и божественной мощи.
Смысл и назначение человеческой жизни, воплощенной или проявленной в мире Яви, состоит в том, чтобы исполнить волю Прави и слиться с ней. Человеческая душа приходит в мир из области Прави под ее импульсом и должна возвратиться в нее еще более праведной и чистой, нежели была раньше. Таковы основы древнеславянских представлений о перевоплощении. По определению Правь тесно связана с понятием праведности, правды.
Семиково древо
На юге России праздновали Зелены Святки с клечевом в домах, с зеленой травой на полях, цветами на столах и окнах. К обеду подавали ягненка на блюде с зеленой травой. Целый день шел праздник, танцы, игры в венках из весенних цветов в зелени.
Эти дни назывались Семиком. В эти дни там сажали молодую березку, украшали ее ветки цветами и лентами, орехами и пряниками. Танцы, хороводы водили вокруг березы, плясали, пели, играли. Семиково Древо – праздник весны, радость цветения, зелени. Украшая березу, восточные славяне призывали Ярилу, Люля и Лялю, Божьи Силы любви и детства, чтобы эти Силы пришли и убаюкали людей, дали бы им счастье, согласие, мир и гармонию. По их верованиям, Ярила, исполняющий сердца вешней Ярью, несет мир, дружбу и любовь. Ему, возносились хвалы, прихода его ждали, как лучшего дня в году. Русалки, празднуемые в дни Русалий, воплощались в девушек, а Ярила в юношей. Влюбленный юноша видел в невесте Ладу, а та видела в нем Ярилу. Стараясь воплотить в жизнь практическое богопочитание, люди поневоле имитировали Божьи Силы, как они себе их представляли.
Семиково Древо, праздник возрождения зелени, лесов и рощ, как и священных дубрав, начинало новый период религиозной жизни наших Предков, теплый и солнечный, период произрастания, труда в поле, покосов, жатвы и прибавления стад, рождения ягнят (детей Агни, Ягни, Аги, Огнебога и Ягнибога).
У Славян залень была священной, ибо она была Атрибутом Ярилы, Хороса, Дажьбо, Ладо и Лады, Люля и Ляли, Купалы и Вышнего. В зелени плясали Русалки, взмывая в синее Небо, бросая цветы щедрой рукой. В зелени рождался Святовид, Белобог, Радогощь, Мокошь выходила из трав на горизонте в виде красной Луны. Из трав выходила Заря (после того «как проскачет утренний Асвин»), разливавшая Мед и Млеко в травах, и за ней Злагоглавый Хорос вел Золотую Телегу, запряженную Небесными, огненными Конями. Даждь-Бог направлял в Травы свой Щит-Солнце, и Перун метал свои перуны – Стрелы-Лучи. Зима-Кострыня уходила на Полночь к Борею с Сивым, и Коляда катил Коло в Травах по лугам и полям. В честь его и Крышнего на Ярилдень в пшеничной зелени раскладывали крашенки и ели творог с медом.
Семиково Древо было символом всякого дерева, а всякое дерево было символом Боголесья, Перуновых Огней, Молений. Омовление совершалось круглый год в банях-Мовницах, но Омовление в реках и озерах начиналось лишь с майских дней, после празднования Семикова Древа. Березовая ветка в зелени, клечево, была символом здоровой жизни, в руке юноши она была обещанием долгой жизни, в руке взрослого – символом силы и здоровья, в руке старца – знаком спокойной и здоровой старости. Собираясь на берегу рек и озер, молодежь с березовым клечевом в руках махала им, распевая священные гимны, называя Мавок-Русалок «помаванием своим». Мавити – помахивать, призывая кого-либо. От помавания возникал тихий ветерок – Стрибогов Дух. Этим жестом призывали Стрибога на поля, чтобы он их сушил поскорее. Стрибожий Дух был подобен душе, которая была тем, что вызывает дыхание, последнее же Стрибожье волшебство и без него нет Жизни, и приходит Мара, Богиня Смерти.
Ведийцы признавали, что «Небо и Земля – первая Пара Пращуров» и что «Души Героев горят Солнцами в Ночном Небе» (звезды). Души Храбрых уходят к Питрис, к Предкам. В русских народах поверьях падающая звезда – душа, идущая в Небо. В других углах России звездное небо с его Млечным Путем называлось «тем Светом, где Души Праведников горят как свечи перед Престолом Всевышнего». Иногда говорилось, что «звезды – суть Души – свечи Церкви Бога-Отца». В этом Боге мы без труда узнаем пережившего тысячелетия Исварога, Деда Вселенной. Таким образом, это – все та же идея Мира-Храма, где звезды – свечи, цветы – звезды, а зелень – образ Сварога, зелень в руке старца – сила, здоровье, долголетие. Кто же Старец, если не Исварог? Умиравшему давали в руки «Огня – зажженную свечу, образ Агни, чтобы он с ним, этим огнем, «шел на Тот Свет». С Огнем он и отходил. Когда же дыхание останавливалось, свечу задували со словами: «Душа ушла!».
При рождении ребенка свечу зажигали со словами: «Пусть твоя Душа горит ясно!» и держали огонь, пока ребенок не был спеленат и уложен в колыбель. Тогда свечу оставляли догорать и по тому, как она горела, угадывали будущую жизнь ребенка на земле. Если свеча горела с большим количеством «слез», это означало, что жизнь будет трудной и горестной, если «слез» (капелек) почти не было и свеча горела ровно, значит жизнь будет веселой и радостной.
Огонь считался очистительным началом и, пройдя через огонь не обжегшись, считали, что Бог принял раскаяние и очистил человека. И ребенка, только что родившегося, погружали в воду трижды и проносили над огнем. Вода, как и огонь, были очистительным началом Божественного значения. Ни в воду, ни в огонь нельзя было плевать или загрязнять то и другое отбросами.
О символике и персонификации у славян
У них все Божества – Дети Сварожьи, все они от него исходят и к нему приходят. Так, летом они действуют, а зимой отдыхают, уходят после Овсеней в Сваргу к Богу-Отцу. Они там ведут разговор, совещаются, правят Требы в Небесной Мовнице и возвращаются с Колядина Дня, с Рождения Крышнего, чтобы начать новый активный период.
Перун с Дажьбом, Святовид с Белобогом и Хорсом, Дажьба с Вышним и Ладо - это лишь отдельные имена Сварога в его активности.
О существовании души до рождения
«Старики», или «старые люли», утверждали, что «душа человечья» живет до рождения «в Прави с Богом». «На замли ото является все, так у Бога оно «вправи», говорили детям: «Стари люди рассказывали нам, что все, что живет, так живет в уяву, а живет оно в прави, а коли помирает кошка, либо собака, либо человек «из-дыхает», «он из-дыхает душу», а идет по прави до навья». «Коли человек идет до гробовой ямы, так там и есть Навье!»
Душа в этом состоянии, как младенец, безгрешна, и – «Бог отделяет от себя души, как зерна от колоска, как пшеницу от снопа, и она, эта пшеница, летит в жизнь и вертается к Нему». Надо понимать эту Славянскую веру в единство с Богом так: Бог хранит безгрешные души при Себе, и после жизни, очистившись от грехов, они возвращаются к Нему. Явная старославянская традиция, что душа не только бессмертна, но что она преждевечна, как и Бог. Таким образом предки наши верили не только в бессмертие души после смерти, но и в вечное существование души до рождения в Боге. Отсюда и понятно выражение, идущее из глубокой древности, «в Бозе почивший». Это означает, что усопший вернулся к своему Отцу, Богу, в котором был до рождения. Из этого видно, что возможно в этих условиях и перевоплощение.
Моление Стрибу
Когда автору этой книги было лет семь, он бегал с деревенскими мальчишками. Довелось быть и на краю села, где стояли ветряные мельницы. Н одной из них работал дед Крушан. Это был старый годами человек, но крепкий как дубовое дерево, что кладут в угол дома. Волосы у него вырывались из-под соломенной шляпы бело бело-желтоватой волной, такая же лежала на холщовой рубахе борода, а веселое и розовое лицо еле-еле было тронуто морщинами. Лет ему было за восемьдесят, но сила не убывала, и все мешки он поднимал сам легко и не натуживаясь. Ел он хлеб, пил квас – «суровец» из сухого хлеба и воды и закусывал луком. Зубы у него были белые-пребелые, все по счету! Никаких болезней он не знал и никогда ни на что не жаловался. Наоборот он всегда шутил, был доволен и радовался дню, солнцу, небу. Ребят он любил, ласкал их и рассказывал им сказки. Иногда он угощал детей медом. Возле мельницы стояли его ульи, десятка три, и меду всегда было вдоволь.
Однажды мы пришли, а Крушан смотрит в небо, ходит вокруг мельницы и озабоченно шепчет что-то. На вопрос: «Как дела?» - ответил: «Ветра нету! Зерна много, а ветра, брат, и нет». Потом посмотрел на нас, подумал и сказал: «А медку хотите?» - «Ну, конечно, дедушка!» - «Так заработать надо. Потанцуйте да спойте «Стриба!» Ребята сейчас же сошлись в кружок и заплясали, кружась и выкрикивая:
«Стрибу, стрибу подобрей,
на крупчатку нам повей,
на крупчатку да на дерть,
а без тебе людям смерть!
Повей, стрибу, нам из неба,
Треба нам на завтра хлеба!»
Сейчас же Крушан-Дед нам нарезал житных ломтей хлеба, принес миску меду, и мы за него принялись вовсю. Скоро он «отпустил» крыло на своей мельнице и оно легонько пошло. «Слава Богу! – перекрестился дед. – Вот стриб и пришел, а то прямо хоть зарез», и стал нам рассказывать, что стриб – это ветер, и что в старину люди его очень уважали, и что коли нет ветра, так и «Стрибову внуку» делать нечего. Под последним он разумел себя самого. Дед при нашем посредстве вызывал Стрибога, хозяина ветра: «Стриб безгрешных детей слушает!» - объяснял он после.
Чего хочет ребенок, того хочет Бог. Устами младенца глаголит истина.
А у христиан ребенок грешный с рождения.
«Треба дождя вымолять:
«Дай – Боже, дождя нам,
на пшеницу,
на колосницу,
да на наше жито,
дай муки на сито,
на ячмень, на просо!
Дай – Боже погожий,
Дождя до Спогожи!»
После сбора урожая мы пели:
«Дождику припусти,
да на наши капусты,
на картошки, просо,
на наши покосы!»
Мор-Мара и Морок
Славянская традиция представляет Мару (Мор) и Морок следующим образом: «Не ходи, сыне, в холодные сени, вспотевши! Мор-Мара там ждут, схватят и Мороку дадут!» На вопрос какая же она из себя Мор-Мара, «старые люди» отвечали: «Мор Мара чистоты омовения боятся. Не могут они чистого тела коснуться, а коли вспотеет человек, так у него на пупке пот каплями собирается, и Мор-Мара к нему жадно прилипают, пьют его, набираются силы, и тогда человеку не сдобровать! Простуженный (охлажденный) человек внутреннего тепла (Огня-Агни) лишается, и не может его, это тепло, защитить, а тому Мор-Мара радуются и на простуженного человека кидаются. Мор-Мара суть муж с женой, а также злые они были с самого начала, что так вцепились друг в дружку, так и срослись! Вместе и бегают по свету. А Морок – сын ихний. Ему Мор-Мара, как только всю живу-силу выпьиют, мертвяка бросают, а он из его печенки последнюю силу тянет».
В этом случае символизируется болезнь, впивающаяся в человека. Пьют они «живу-силу». Последние верили, что Жива находится в районе пупка и потому «живот» по-русски «чрево», а «живот» по-чешски «жизнь».
С другой стороны, охлаждение тепла тела (Огня-Агни) – непременное условие простуды. Морок может «об-морочить», заставит потерять сознание, но Морок убить не может. Наоборот, Мор-Мара могут это сделать. «Обморок» в русском языке означает буквально «об-мороченный Мороком», то есть схваченный Мороком, но еще не погибший человек.
«У-мориться» обозначает «ослабеть, устать, быть легкой добычей Мары».
Повести старых людей
В зимнее время старики любили, когда к ним приходили девушки, посидеть до ночи, вышивать, петь петь, рассказывать сказки.
Девушки вышивали свои наряды, слушали, а старуха говорила: «От-то же, когда был Сваро, так ему было скучно одному. Жил он в себе и сам по себе, как старый вдовец, в мовнице (бане), какую сам себе построил в незапамятные веки. И ходил он молиться, мылся, терся да вехоть и бросил, а с того поту Божия и свет почался. Выросла земля, два месяца показались, стали ходить по небу, а потом Сваро солнце сделал, чтобы лучше видать было. Да пришел из-под споду Дух Нечистый, Гнилой, и один месяц разбил, на землю стал камни кидать. А Сваро осердился, схватил его и стал бить, да на кусочки разбил, в камни замечатал, и с тех пор он в них живет. И Дети Сваро на землю сошли, стали играться да за волосы хвататься, а где волос упал, там дерево выросло, где клок – там лес целый. И когда Сваро то увидел, на тучу белую сел, сам селя за бороду держит, да таким образом и сидит, а земля под ним. Весна, Лето, Осень, Зима внизу, а у Бога все время тепло и жарко, рядом с Солнцем живет Он. И так тысяч сто годов сидел Сваро да забыл, заслонил Солнце, а на земле холод страшный пошел, все замерзать стало, люди, звери, все побежали на полдень, где тепле, А и на полдню холодина такой, что всяко древо, всяка травина замерзла. А на земле тогда Царь-Горох был. Земли было много, а людей мало, где хочешь, там и сей. А на другом конце земли Царь-Панько был, а у Царя-Панька земля была тонка, носом копнешь, и воду пьешь! Стала по земле Мара ходить, а где Мара с Мороком, там и люди помирают. Стали люди кричать: «Слава Свару! Слава Свару! Слава Свару!», а Дед глухой, ничего не слышит, а видит, что люди мечутся, привстал, и Солнце из-за Него показалось, вмиг землю отогрело. Стали люди радоваться, ну, и Сваро увидал, что сделалось с людьми, понял. А Царь-Панько на Царя-Гороха войну поднял. Такая война пошла, стали люди камнями кидаться, стрелами, мечами, ножами биться, да у кого нож медный, тот и пропал! У Царя-Гороха железа не было. Так Царь-Панько у него всю землю и забрал…»
Кудесники и чародеи.
Юность и молодость, увлечение, влюбление находились под покровительством Млады, Ярицы, Юницы, Трех Дев, с Матерью Быдогощью. Быдогоша, или Быдогошь (Быдгощь), является Матерью чувства, вдохновительницей Любви не только к противоположному полу, но и вообще ко всему.
Старые люди говорили молодежи: «Як вырастешь, та возьмет тебя Юница за руку, та поведет к сестре Ярице с Младой, та будет Мать Будогоща благославлять а рще: «Иди, сыне либо дочко, до Свету (в мир, в жизнь), та люби всяко дерево, траву, птицу, скотину, люби детей, мужа (жену), та работай на них, абы им лепше было, как тебе самому!»
Про Трех Дев знали все Пращуры, и им посвящали своих подростков, девушек и юношей.
«Млада пляшет, Юница песни поет, а Ярица цветы сеет!»
Трем Сестрам девицы тайком на заре, утром или вечером, но чаще утром, несли чашку молока на «средокресную дорогу», то есть в то место, где она дорога пересекает другую крестообразно. Там это молоко они выливали, говоря: «Пейте, Сестрицы, дайте мне Гриця! (то есть мужа).
Ырка
Старые люди рассказывали на Рождественское Свято:
«Когда жили на свете деды дедов и прадеды прадедов, когда прадеды пращуров и щуры щуров пасли скотину в степи далеко, далеко от нашего края, тогда жил Батько Орий, а у него было три сына: Кий, что сделал Киев, Хорув, что живет на Полдень, а от кого хорваты пошли, да Щек, от кого идут чехи. И пошла тогда земля трястись, а то Мор-Мара с Мороком под землею подрались, да хлынула вода великая, да затопила степи. Уходили от той воды люди, ибо она шла помалу, подальше, в горы, а горы все высокие, да чем выше люди шли, тем выше вода великая ставала. Земля ставала все меньшей и меньшей. Не знали люди, куда идти дальше, на какую гору карабкаться. И стал Орий на колени, стал просить: «Солнце, Солнечко красное! Может, ты – Бог?» Отвечало ему Солнце: «Нет, я не Бог, а есть выше меня тот – Бог!» Обратился Орий к Горе: « Гора, Горе Высокая! Может, ты – Бог?» Отвечала ему Гора Высокая: «Нет, я не Бог, а есть повыше меня тот – Бог!» Обратился Орий к Туче Белой и сказал: «Туча моя Белая, может, ты – Бог?» Отвечала Туча Белая: «Нет, я не Бог, а есть тот кто выше меня, тот – Бог!» Обратился Орий к Ветру Быстрому: «Ветре мой Быстрый, может ты – Бог?» Отвечал ему Ветер Быстрый «Нет, я не Бог, тот кто выше меня тот – Бог!» Обратился Орий к Заре Утренней: «Зоря моя Ясная, может, ты – Бог?» Отвечала ему Заря Ясная: «Нет, я не Бог, а есть тот кто повыше меня тот – Бог!» Обратился Орий к Звезде Утренней: «Звездо моя Утренняя, может, ты – Бог?» Отвечала ему Звезда Утренняя: «Нет, я не Бог, а есть выше меня тот и есть Бог». Обратился Орий к Месяцу Красному: «Месяце мой Красный, может, ты – Бог?» Отвечал ему Месяц Красный: «Нет, я не Бог, а есть выше меня тот – Бог». Обратился Орий к Дереву Зеленому: «Дерево Зелено, може, ты – Бог?» Отвечало ему Дерево Зеленое: «Нет, я не Бог, а есть выше меня тот – Бог». Обратился Орий к Птице Быстрокрылой: «Птица Быстрокрылая , может, ты – Бог?» Отвечала Птица Быстрокрылая: «Есть выше меня. Тот – Бог». Обратился Орий к Траве Высокой: «Трава моя Высокая, может, ты – Бог?» Отвечала Трава Высокая: «Нет, я не Бог, а есть тот, кто выше меня Он – Бог». Обратился Орий к Быку Непорочному: «Может ты – Бог?» Отвечал ему Бык Непорочный: «Нет, я не Бог, а есть тот, кто выше тот и Бог». Обратился Орий к Корове Яловой: «Корова моя Ялова, может ты – Бог?» Отвечала ему Корова Ялова: «Нет, я не Бог, а есть выше меня. Тот и Бог». Упал тогда на лицо свое Орий и вскричал: «Боже, ты, которой не Солнце, не Месяц, не Травы, не Дерево, не Птица, не Гора, не Бык, не Корова, ничто, помилуй нас! Спаси нас от Воды Великой, не дай загинуть скоту нашему, ни нам!»
И тогда остановилась вода прибывать, перестала земля трястись, и стало тепло, и травы выросли новые, и земля вышла из воды. Так Щуры Щуров и Пращуры Пращуров научились в Бога верить!»
«Старые люди» рассказывали: «Ночью человек идет в поле, расстояние между ним и домом другое, чем днем, и ночью человеку все кажется, будто кто-то идет за ним, и беда, ежели оглянется! Тут-то Ырка сразу добегает до него и начинаем его морочить! То хватит за руку и начнет вертеть вокруг себя колесом, то удлинит дорогу, а то собьет с пути. Чтобы Ыра сбыться, нельзя ни в коем случае оглядываться, а начнет звать знакомым голосом, будто жена либо муж, не то брат, сестра, мать – еще меньше оглядываться. Даже думать о том, чтоб оглянуться, нельзя, а то сразу вскочит Ыро, в один прыжок будет рядом и начнет говорить всякое, даже и такое, что никто, кроме Бога, не знает! Отвечать никак нельзя. Лучше всего сказать: «Чур меня, чур Пращур!» трижды, и тогда Ырка отстанет. Но ежели ответишь, так он начнет забегать вперед, дорогу преграждать, в поле заводить, подальше от дому. Лучше молитву какую-либо читать. «Отче Наш» очень помогает, потому что ей нас сам Иисус научил. Ырка же не черт, но темный человек, он из тех, может, что повесились или горло себе ножом перерезали, утопились. Ночью – его воля. Ночью он ходит по всем дорогам, бегает, где бы кого встретить, тепла его живого напиться, чтобы дожить недожитое. Оборвал ведь жизнь, а дожить ее должен. Вот, и ищет. Так чтобы если кто в поле заночует, надо огонь развести. Ырка огня боится, огонь его прогоняет, потому что в огне овца! А тут мудрость великая и не всякому она сказана. И вот, Ырка бегает, и не дай Бог увидать его тьмавое лицо, глаза у него, как большой кошки, светятся, посмотришь – он тебя и заворожит. В глаза ему, если уж забежал вперед, никак нельзя смотреть, а будет мороз по спине драть, молиться надо, Деда звать надо! Сказать надо: «Деде, Прадеде, Пращуре, слышишь?» И в ответ коли раздается: «Слы…шу!» как бы издалека, значит, услышал Дед, и тогда Ырка отстанет.
Особенно он привязчив на Ивана Купалу. Потому-то и огни разводят в эту ночь. Ырка Иванова Огня боится. Но пуще всего Деда боится. Ежели скажешь ему: «Отстань, а то Деду скажу!», он сразу присмиреет. А коли станет вопросы задавать или скажет что-либо, так надо непременно отвечать: «А ты, Ырка, Отче Наш знаешь?» В тот же момент он заплачет, зарыдает слезами горькими и позади останется.»
«Деда звать» значить призывать Исварога, ибо его имя было Дедо, Дед, Праде, Пращур.
Полудянки
«Летом в поле работаючи, надо в полдень спать ложиться на час, потому что коли вено венити с утренней звезды до полудня, много часу уходит, а в полдень Полудянкам плясать надо Потому-то люди спать должны. И пока спят они, Полудянки за них вено венят, снопы кладут. Горе тому, кто спотреть на них будет. Причаруют, заворожат, иссохнет, как костыль станет. А женщину или девицу так заморочат, что на всю жизнь дурная (глупая) будет. Никак нельзя на Полудянок смотреть. Солнце жжется, под возом ложиться надо, а то Полудянка сожжет. Иссохнется человек. Все будет томиться, головой страдать. А Полудянки в жите-пшенице пляшут, бороду Деду заплетают, смеются, мелькают красными, синими, белыми платками далеко-далеко, а пойдешь, назад не воротишься. Идет вдали волна голубая, а то Полудянки пляшут, коров доют. Пастух зазевался, а они их в пещеру загнали и доют. А в небе Солнце горит, и в нем овца. Тут есть наука великая, не всякому сказанная. А коли Полудянку встретишь, забыл что ли, так надо поклонитья и сказать: «Добродень Деду!» И она так пройдет, не тронет. А не скажешь – плохо будет тебе!
С виду она как девки, краснощеки, белолицы, смешливы, грудь пышная, а голос звонкий. В одной рубахе, в запаске (юбке) и в волосах колосья, ромашка, васильки, мак красный. Идет пава – павой, рукой двинет, как крылом машет. Походка плясовая. Идет, рукой зовет. Мотнет рукой во ржи, пойдешь за ней, а она спрячется. Издали уже рукой машет. Пойдешь еще, а она еще дальше стала. Чем ты к ней ближе, тем она от тебя дальше. А чем бы от нее дальше, тем она ближе. А коли видит, что не хочешь идти за ней, все старается, чтобы смотрел на нее, а увертываться будешь, она с другого боку зайдет. Спать ли будешь она не тронет, потому что ты под возом, а на возу вено, а поверх вена Солнце светит. Дед его стережет, потому что в нем овца. А когда видит она, Полудянка, что не смотришь, голой покажется. Не дай Бог, увидишь! Так и будешь смотреть все, глаза оторвать не сможешь. Заворожит, разъярит, с ума сведет!»
Но встреча с Полудянкой во время обеденного отдыха опасна. Отдых нужен телу и требование отдыха в обед – общее по мифологиям требование, как и требование чистоты тела, ритуальных омовений.
Полудянки здесь – образ соблазна, образ нарушений обычаев. Всему свое время: работе, молитве и отдыху. Нарушение этого порядка ведет к греху и болезни.
Сноп или Пращур
Начиная жатву обычно с ячменя или жита, зажинали Первый Сноп и называли его Пращуром, ставили в Красном Углу. По окончании Спожин Сноп этот относили на чердак, где он и оставался, укрытый вышитой скатеркой, до Рождества. В Канун его торжественно вносили в хату, на чистую половину, ставили в углу под иконами, и называли, входя в эту комнату: «Поздравь, Боже, Пращуре!» В других местах его называли Дедом, Прадедом, и Зажинец, Спожинец и т.д., но основное его значение Деда Вселенной остается везде, если даже этого открыто не говорят. Всякий раз люди подразумевают, что Первый Сноп – дар Богу, или что он – изображение Бога Отца. В Юрьевке Пращур был участником Колядок, его носили на вилах из дома к дому, и, входя, ребята начинали словами: «Слава Пращуру!» Затем пели Колядки. Взрослые же, обмотав Колесо соломинами Пращура, зажигали и гнали горящее Колесо по дорогам, через сугробы, в знак близкой весны и Тепла. В начале вешнего сева хозяева брали Первый Сноп, растирали руками колосья и выпавшее зерно с половой (мякиной) смешивали с зерном для сева. Этим как бы поддерживалась связь одного Пращура с другим, идущая с древних веков. На Новый Год несли колоски из Пращура скотине, курам, животным, чтобы и они попробовали зерна Пращура, чтобы хорошо родились, были здравы и благополучны. Хозяева, творя молитву, читая Отче Наш, добавляли:
«Беги семя с Пращура,
чтобы не было ящура!»
Пращур был непременным свидетелем свадьбы, его сажали в Красном Углу с широкой цветной лентой наискось как «Болярина», а посаженный отец с матерью, входя в избу, кланялись иконам, крестились трижды и говорили, обращаясь к Снопу: «Буде здарв, Пращуре!» Из этого видно, что Первый Сноп был как бы изображением, иконой Бога, Деда Вселенной, Сварога. Из выдернутой из него соломинки зажигали огонь на «Зворожины», чтобы начинать приготовление «стравы», в состав коей входило не только мясо, но и зелень. К горевшей соломинке Пращура прибавляли соломы, потом хвороста, кирпичей из «кизяка» и угля. В «колобрагу», род пива, приготовлявшегося к Рождеству, бросали тоже соломину из Пращура, и та в ней плавала все время брожения, оставаясь в ней и в самый канун, когда брагу пили. Из зерна Пращура делали снадобье для лечения мокнущего лишая на лице: брали зерно, шли к кузнецу, где тот, разжегши кусок железа, прикладывал его к зерну. Из последнего текла темная, пахнущая горелым, маслянистая и дегтеобразная жидкость. Этой жидкостью мазали лишай, а обычно он исчезал. Пращуровым зерном кормили петуха ночью, беря его с насеста и внося в дом под Крещенье на Рождество. Зерно считали, сколько склюет, по числу судили о «чете» или «нечете», добре и зле.
Тайная мудрость
«Наука», или «веда», передавалась от одного поколения старых людей другому. Не все «старые люди» были по возрасту «старыми» людьми». Только некоторые из них, всегда двое-трое в поколении, действительно были посвящены в «знание», да и то не всегда полное, ибо со временем это «знание» терялось, стушевывалось, забывалось. Однако, передача не была равносильной посвящению в «колдовство». О Колдунах была речь, когда хотели сказать о человеке, сохранившем действительно веру, но таких людей было чрезвычайно мало, еще меньше, нежели «старых людей», хранителей Традиции.
При каждом из таких «знающих» был юноша, с ним живший, которому свою «науку» Дед передавал. Духовенство смотрело на таких «ведунов» как на погибших людей! «Знахари» были в глазах населения мучениками.
Лесовики
Существовали поверья, касающиеся лесовиков, то есть Лесных Божеств. Главным из них был Дед Лесовик, у которого ноги и руки деревянные, как бы сухого дуба, а на ногах старая, мшистая кора, отпадающая кусками, которую Дед Лесовик, сев на пень, отдирает. На голове у него птичье гнездо, а в волосах и бороде плющ зеленый и по щекам зеленый мох растет. Он нрава веселого и, если пугает своим смехом, то больше девок, а главное, если кто в лесу заблудится, то достаточно сказать: «Деде Лесовик, ты к лесу, а я к дому привык!» - он и выведет на тропинку, ведущую домой. У Деда Лесовика есть помощники: Кущаник или Кустич, Деревяник, Листовик или Лестич. Травяник (Травник), Корневик или Коренич, Стеблевик или Стеблич, Квитник или Кветич, Оришник или Орешич, Ягодник или Ягодич и Гребник или Грибнич. Есть у него и Сусалы, Лесницы, наяды, среди которых Дубравица, Синявица или Сенява, Русява, Зеленица и др. Лесовик и его помощники блюдут порядок в лесу, следят за зеленью, цветами корнями и плодами. Зла они никому не причиняют. В лесу даже ночью Ырка никак не властен и его дело – поля и дороги, а никак не лес. Туда его не пускают ни сам Лесовик, ни его помощники, а лесные Русалы даже благосклонны к человеку, и никогда такая Русала человека не погубит. Все эти Божества добрые и никакого зла в лесу не допускают. Даже волк, если забежит в лес за зайцем, то сейчас же наткнется на Лесовиков, которые начинают на него гукать, кричать, гнать его прочь, а за зайца заступаются. Лисе и то, ежели не схитрит, трудно в лесу. Потому-то ее чаще можно встретить у курятника в селе, чем в лесу. Там она только нору делает и лисятам, как всему слабому и беззащитному, Божества лесные тоже благоприятствуют. Если в лесу есть озеро, там царствует Водяник с Езерицами, русалками озерными, но и тот – тоже друг всего живого и зла никому не причиняет. Особенно же благи Лесовики к сборщикам ягод, орехов, грибов, потому что все это растет для живого, чтобы все живое могло им пользоваться. Если Лесовики и пугают иной раз девчат, так из озорства. Они веселы по натуре и любят посмеяться над трусливыми девчатами, разбегающимися от крика. В лесу надо звать Деда на помощь, крича: «Ау!… Ау!.»
Смерть – «уход до Петрис»
Ведийские Гимны говорят о «Петрис», связанных Предках, ставших святыми в конце концов и слившимися с основателями Ведизма.
«Старые люди» на Зворожине (праздник «старых людей» осенью, на Покрова). Церемония угощения заключалась в том, чтобы присутствовавшие Зворожные Дед и Баба спрашивали: «А Иван где же? Почему нет Ивана?» На это следовал ответ: «А пошел до Петрив!» «Петрами» участники Зворожины (Исварожины) называли умерших, ибо «при жизни человек называется Иваном, а по смерти он уже на это имя не отзывается; он становится Петром, а не Иваном!» Чтобы вызвать мертвого на ответ, надо его позвать новым именем. Однако, какое имя получил он после смерти, знает лишь «Тот Свет», а не жители этого Света. Потому-то «лучше Ивана назвать Петром», чем Иваном, ибо на свое земное имя он ни за что не откликнется. Расширено «Петрами» называли всех умерших в период между двумя Зворожинами. Между тем Питрис (или Питри) назывались у Ведийцев усопшие Предки, потрудившиеся для веры, а потому ставшие сначала священными, а потом святыми. Век за веком все большее обожествление этих Предков постепенно превращает их в святых.
Петр – евангельское и значит оно «камень».
В самом задании вопроса и в ответе чувствуется давняя Традиция. Ведийцы знали, что смерти нет и что умерший уходил к Питри, верили тоже, что «смерти нет, а есть жизнь на том Свете, куда уходит Иван, присоединяясь к умершим ранее Петрам!»
Наименование Божих Сил – Вызывание
Древнее поверье: «нельзя говорить о нечистом» имеет почву под собой – в древние времена люди, называя добрую или злую силу, считали, что они ее таким образом вызывают.
В древности на Руси имя Чернобога, Бога Зла, не произносилось. Не упоминалось без нужды и имя Сварога.
Когда говорили о Боге. Говорили «Он», «Его», но никогда не говорили прямо о Нем. В основе этого, как мы сказали, лежит верование, что, называя Бога по имени, человек Его «зря называет».
Поименование кого-либо есть акт магического выкликания. Здесь мы касаемся истоков слова, как магического действа. Слово было в глазах огнищан некой силой; «Он слово такое знает!» - говорили о какой-либо удачливом охотнике или рыболове.
Лечение
Огнищане разбирались в травах, умели лечить наложением рук. Среди трав, пользовавшихся особым вниманием были: девясил, зверобой, тысячелистник.
Девясил – трава Дев, была основной для приготовления напитка на меду, которому огнищане приписывали не только целительную, но и священную силу.
При «тихом испуге» лечение сопровождалось ласковым, но настойчивым внушением, так: «Чего тебе бояться тьмы? Из тьмы хлеб едим. Во тьме лежит пшеница всю зиму, а весной просыпается, идет на Свет Божий, но корень ее все время во тьме живет и хлеб нам приносит. Светлая не годится для хлебопашества. Тьмы бояться нечего, она добрая». Или: «Чего тебе бояться пустой комнаты? Его видел? Так он не ничего не может сам, если ты не боишься! Если тело твое чисто, в бане моешься каждый раз, то тебе бояться нечего. Бояться надо тому, кто нечисто живет».
С пастушьим периодом русский народ никогда не порывал окончательно, и всегда на юге России были стада коров и овец, которые пастухи перегоняли с места на место.
Главным условием такой жизни было знание основ травоведения, ветеринарного искусства. Пастухи знали звезды, по которым вели свое направление в передвижениях, а также умели пользоваться солнцем, луной и, даже в пасмурную погоду, другими признаками, как, например, узнавать Север по лишайникам на камнях и т.д.
Два брата, Черняк и Беляк
Проблема Добра и Зла ясно выражена в легенде о двух братьях: Черняке и Беляке.
Человек, живя на свете, находится под непрерывным и неусыпным наблюдением Двух Братьев-Близнецов: Черняка и Беляка. Один из них во всем черном, с белыми заплатами на одежде. Другой – во всем белом, с черными заплатами. Оба они идут неотступно за человеком. Куда он, туда и братья. Вся жизнь человека проходит на их глазах. И так как человек склонен к чрезмерности как в Добре, так и во Зле, то и наблюдение братьев сводится к регистрации поступков человека. Идет они, каждый со своей Книгой, записывая в нее все поступки, независимо от того покаялся ли человек в своих грехах или нет. Если он покаялся, запись выцветает, она еле видна, но и в этом случае она все же сохраняется, чтобы Бог «мог видеть Правду», иначе покаявшийся, но живший преступно на земле человек мог бы явиться как праведник. Последний живет, не делая Зла, а кающийся живет, это Зло делая. Между тем, если бы тень записи его поступков не была сохранена, то они были бы оба на одном уровне.
Итак, человек живет под наблюдением Братьев-Близнецов и в один день, который будет последним в его жизни, оба они одновременно отправятся к нему со словами: «Ну, человече добрый, пора! Иди за нами!» И человек, скорбя о конце своей жизни, грустно идет за ними. Жизнь его кончена. Он скорбит, если не успел покаяться или не успел сделать какого-либо дела. Тогда Беляк говорит: «Делать нечего. Сын твой докончит дело!» А Черняк добавляет: «И ему тоже не все удается доделать!» Они идут все трое к Синей Меже, что на краю земли, к горизонту, «за которым – Рай». Там человек является впервые и, если его не примут, идет назад в своего рода чистилище, или Ад, сообразно своей жизни. Но Братья-Близнецы и здесь не оставляют его: если он в чистилище, они ему непрерывно читают свои записи. Один читает все добрые поступки, другой все злые. Один говорит: «В день Покрова ты пошел в церковь». А другой: «Но слушал службу Божью плохо, думал о домашних делах!» Другой скажет: «Но когда служба кончилась, ты перекрестился и подошел к кресту». А Чернят скажет: «И, выходя из церкви, в ту же минуту забыл, что был перед Богом, и пошел водку пить с друзьями!» Беляк скажет: «Но, даже выпив, никакого другого зла не сделал». А Чернят возразит: «Но и добра тоже никакого не сделал», И так день за днем, всю жизнь прочтут! И тогда человек сам увидит, куда ему идти: в Рай или в Ад или ни туда, ни сюда. И суд Божий будет лишь санкцией того, что человек сам увидел! Таким образом, Бог только подтверждает то, что человек сам о себе решил.
В этой легенде сказано еще, что иногда Бог, если человек себя слишком строго осудил сам, может сказать, что милует его!
Боголесье славян
Боголесий у южно-русских людей не могло быть, так как они жили в степях, Такими Богомолитвенными местами были у них родники.
Каждый из них почитался Родом, и к нему приходили в дни рождения младенцев, чтобы показать им родник и омыть их чистой Водой Моления. Обычно в таких местах, более влажных, чем остальная степь, были и богородка, и азарум и десясил. Эти травы считались священными. На отваре из них приготовлялась вода для мытья волос, и девицы считали для себя обязательным мыть голову в Богородской воде. В таком же отваре из богородки, кудрявой мяты и канупера мыли и младенцев. Родники в степях были молельным местом, но самый родник был предметом особого культа, ибо считалось, что в нем пребывают Русалки, покровительныицы Рода и Рожаницы (матери), или в них «бил» Род и Рожаниц, то есть сам Бог-Отец (Сварог).
Азарум, девясил и богородка были основой для напитка, как мы сказали. Приготовлялся он так: раздавливали стебли и корни этих трав, к которым приливали чистого меду самотеку, хмеля (цветов) и оставляли бродить, Когда первое брожение было закончено, приливали еще меду и заставляли бродить по второму разу. После этого напиток был готов. Его пили, разбавив водой из Родника, уважаемого в селе, и, выпив, считали, что этим исполнили какой-то древний обряд.
«Так наши Прадеды пили, славя Бога!»
Перун-Бог, бог грома и молний
«Слушай Илью до семи раз да не закрывай двери в хату, Ильино имя свято!», значение этой фразы надо искать в числе семь.
Реченец – Сестрениц
В старых рукописях говорится о «тридевяти сестреницах» - русалках земных, водяных, лесных и прочих. И всякая мать, рождая ребенка, готовится к Реченцу Сестрениц. Прежде славянки несли своих детей на берег ручья, родника, озера, где показывали своих детей, нарекали их при Водах, в Боголесьи, на берегу моря, говоря: «Се реку ему имя сие», и потому день этот назывался Реченец. Нарекая младенца именем, которое мать ему дала, она погружала его в воду трижды. Но остался еще до самого последнего часа на Руси обычай нести в баню или в погреб ушат воды, а рядом с ними ставить угощение Роду с Рожаницем. Носили славянки угощения эти Роду с Рожаницем и на берега рек, ручьев и озер, там его оставляли, завернутым в белую скатерку, и лишь на третий день возвращались за посудой. Так теперь они делали в бане или в погребе, ставя ушат с водой на подогребнике в знак Омовления младенца, то есть очищающего омовения его, а угощение – Роду с Рожанице, Божествам, обозначавшим Бога-Отца, Сварога.
Идя на лоно природы, шли к Богу, считая, что зеленая трава, деревья, небо – все это Лик Божий. Показывали они свое дитя Лику Божию – Солнцу, святившему впервые на его нежное личико, показывали Лелю с Лялей, давшему ребенка матери по ее прошению. Детская наивность была в этом обычае, доверчивость, радование, желание поблагодарить Бога за дар! И обычай угощения Роду бережно хранился русскими людьми тысячелетия.
Угощение Роду ставилось с вечера на ночь. Стояло оно из «жарева», мяса, молока, яиц, творогу и сметаны. В ночи домашние ложились спать, думая, что они угодили Роду, то есть Богу, от которого Род ведут. Утром шли, смотреть, коснулся ли Род угощения и, если не коснулся, оставляли еще на день, и ночь. Только спустя три дня и три ночи забирали угощение и, если оно не было тронутым, то оставляли его в саду птицам, жукам, зверькам всяким. Человек давал от избытка радости души своей что мог всему живому! Всякий воробей, жучок, мышенок мог пользоваться трудами его рук. Он не жадничал, этот русский человек. Он был добр и щедр. Он двавл всем: и другим людям, и животным. И Род-Рожаниц свято блюли по деревням, как день личный, семейный, домашний. Это был Праздник Домашнего Дыма! Свой Праздник.
Начало Рода Человеческого
«Старые люди» рассказывали о том, как почались люди на земле. «Вначале, - говорили они, - был Бог-Отец , который женился на Бабе (Земле), а оттуда и люди пошли», На вопрос, как же он мог жениться, когда все мы знаем, что земля слеплена из вещества, материи, и не живет как мы, не дышит, «старые люди» отвечали: «А как же земля не живет? У нее есть бугры, зелень-волосы, кровь-вода, а дышит она, и мы чувствуем ветер! Сердце у нее есть, оно бьется глубоко в середине, и мы его не слышим, но когда земля начинает трястись, тогда и удары сердца слышны».
«В начале был один Бог, и тот спал! – говорит легенда. – А проснулся, потянулся, суставы треснули, искры посыпались, молоньи пошли стегать пусто место, а из тех молоний, что друг друга ударили, пошел прах твориться. Бог сел, взял прах, дохнул на него и стал лепить вместе, орешками, да стал их бросать вниз, а они и закружились, и стала Вселенная. Бог стал мыться в мовнице, да попарился, а капли упали на землю, и стала она расти, большая, пребольшая. Тогда Свар подул на Солнце, чтобы огня развести побольше, и стал Дух Святой в том Солнце действовать и раздувать все сильнее и жарче. Стала земля большой, и тогда Бог сказал: «Довольно!» - и так она осталась. Долго была она без людей, да пришли вниз Божьи Дети, стали драться, волосы выдирать друг другу, а где упал один – там дерево, а где клок – там лес вырос. Тогда Бог сказал: «Деретесь на земле, ну, и живите на ней!» Так пошли от них и люди…»
Так говорит эта легенда о сотворении мира и человека. Согласно ей, люди пошли от Бога. Бог – Пращур, Прадед, Прадедо.
«Бог был в мире, а мира не было. Кроме Бога ничего не было. И взял Бог Всемогущий ничто, и сделал из него мир и человека! А человек живет в мире и понемногу мир в «ничто» обращает. В этом и грех его самый главный.
Колядки
На Рождестве во времена древние по всем славянским землям дети бегали от дома к дому и пели Колядки, песни, посвященные Рождению Крышня, Коляде, Велесу и Яро. Они пели о Зиме-матери, Зиме-боярыне, Зиме-матке, что пора ей уходить, раз народился Крышень. Под последним надо понимать Рождение Света и Тепла, возвращение Солнца из Зимнего Удаления, и Бог Коляда был Богом Солнца, во всех отношениях совпадающий с Индрой-Варуной-Агни Сома Ведийцев. Этот обычай сопровождался еще празднованием и величанием Щедрой Богини Лады, она же Кострома, Мокошь, Мокша, Макуша, Матушка. Ее иногда называют Ярой в противоположность Яру, Богу Весны. Лада-Яра-Кострома-Мокошь-Ляля была Богиней-покровительницей семьи, материнства, детства и домашнего Дыма. Ей пели пести благодарности за все ее щедроты. В этот вечер (около 22 декабря) все должны были быть щедрыми и щедро награждать «щедровников» и «колядников». Пока колядники пели песни Коляде, Богу Солнца и Тепла, щедровники пели песни Богине, Женскому Началу, Началу Продления, Постоянства. Тогда как Коляда был началом Мужским, Началом Творящим, Изменяющим Холод Зимы на Тепло Весны.
Бегая, дети несли Звезду или Солнце с зажженной в них свечей, а колядники несли Коло с Семью спицами, каждая из которых окрашена в особый цвет, и в середине Кола был тоже Огонь, видимо фонарь со свечей или с каганцом. Коло было окручено соломой с колосьями, в которых еще было зерно. На другой день его зажигали и с криком, песнями, музыкой гоняли по сугробам в знак близкой Весны. В некоторых местах снег посыпали крашенным мелом, красным, желтым, зеленым, в знак близкого цветения полей. Для этого толкли заранее красильный корень, терли кирпич, пережигали отмоченную глину, до красна, толкли «синий камень» (вероятно, медную руду, малахит, или красную руду, железный окисел). Разбрасывали лоскутья цветной материи, нарезанные в виде лепестков цветов, в виде листвы, «сажали сухие цветы, высушенные в песке с прошлой весны», втыкали их в сугробы, втыкали колосья, сухие ветки, траву. В этот день полагалось «блажить Ладу Брагой», оладьями. Брага же заваривалась на сене, сухом хлебе и меде, запускаемом дрожжами.
Колядники и щедровники шли друг за другом, сначала колядники, затем щедровники, каждый из них пели свои песни. Хозяева принимали их с радостью и наделяли чем могли – сладостями, орехами, медвянками, маковниками, пряниками. Щедрование сопровождалось бросанием зерен в Красный Угол, где стоял Свар-Сноп в знак Бога Сварога, от коего починалось «Коло Лета».
В печи в этот вечер разводили новый Огонь, дабы был Новый Дым. Для этого выносили жар и угли на улицу, бросая их в снег и выкревысая новый Огонь из кресса.
«Крес» - кусок кремня с губкой. Ударяя по нему особенно куском «харалуги» (стали), получают искру, которая зажигает губку. Тлеющую губку кладут в солому и раздуваю Огонь.
Колядники приходили со Светом в Коле, и хозяин с хозяйкой выходили на стук в окна тоже со Светом в руке – с зажженным каганцом или свечей. Таким образом, каждому дыму приносили Свет, и всякий Хозяин гасил лампу и зажигал ее от Колядина Огня.
В более древние времена приносили еще «колоду», бревно, поросшее зеленым мхом, которую отогревали в доме, чтобы она позеленела, и говорили хозяину дыма: «Видишь, отче?» - «Вижу. Зелена есть колода!». – «А то знаменати буде, яко Родичи скоро проснуться». – «Дай Боже!» - отвечал тот. После этой церемонии начиналось возжигание Огня от Колящина Каганца и пение песен.
Зимнее Колядование и Щерование суть Хороводы, и их вели с целью напомнить о близкой Весне и начале Вешних Праздниств.
Присутствие сена было обязательным в эти дни в доме. Его раскладывали на полу, клали на скатерти на столе и раскладывали на лавках, где сидели. Сено было символом травы, зелени, будущей Весны, Тепла. В этот Вечер делали пшеничную кутью, взвар из сухих фруктов и жарили рыбу. Но самое главное – в этот Вечер делали Круг, или Кужалу, сладкий пирог в виде Солнца с лучами, который назывался Колом, или Колядой. Каждый член семьи получал свой кусок. В одном из них была запечена горошина. Кто ее находил, тот считался удачливым в году, от Коляды до Коляды. Новый год приходился в древние времена на первое сентября, а не на первое января, как теперь. Потому Праздник Коляды был уже в новом году, а не в старом, как теперь приходится Рождество. Зимой праздновали первый большой Праздник, после Овсеней, в декабре. Колядин День был днем Зимнего Солнцеворота. После него была Широкая Масленица, а за ней начиналась Весна, Красная Горка, Семик, Русалии, Сеницы, Спожины, День Плодов и Овсени. Купалин День праздновался после Семика и до Русалий.
Славяне славили Бога, особенно те из них, от которых пошли Русы.
В древние времена они славили Коляду и Даду. Обычай петь славу на пирах сохранялся довольно долго. Славу пели и героям, отличившимся в борьбе с врагами. Что Культ Героев был на Руси, видно из былин, где Богатыри – Именно Герои. Эта черта славления оставалась в обычаях на Рождестве. Хозяин, заканчивая Вечерю, после Кутьи со взваром встает, и говорит: «Слава Богу! Дай Боже повечеряти и на тот год!» Здесь он ясно поминает «Дажба», или «Бога-Даятеля», Дажь-Бога.
Ходили «ряженные» в шубах, вывернутых мехом наружу (в честь Бога Велеса). Хозяин с хозяйкой ходили в хлев к коровам, говоря: «Заря Вечерняя настала! Заря Утренняя придет! Дай-Боже скотине быть здоровой!», взяв клочек шерсти с каждой коровы, сжигали его на «новом огне», как мы уже говорили, выкресанном из «белого Камня». Бел-Горюч Камень – Алтарь Языческого прошлого. Прежде чем на нем приносить Жертвы, его обжигали в Огне, то есть Агни-Боге. «Гасили» его молоком.
Былина о Святогоре-Богатыре говорит о том, как Герой понемногу становится Питрис, Адития, сливается с Агни-Сома, с Прапрадедом Вселенной. Святогор уже не обычный Герой_Богатырь. Само его имя указывает, что он становится святым. Сила его превышает всякую человеческую силу, в том числе и богатырскую.
Сварга – Небо, которого касаются горы. Святогор, таким образом, человек-Герой, коснувшийся Неба. По древнему его бы называли Сварожичем. Былина об этом уже не говорит, потому что она подверглась переделке под влиянием Христианства. Однако, на Рождество все равно сохранился культ Нового Огня, следовательно, возобновление родства с Богом. Сварог, Бог-Отец, связан со своими детьми-людьми Огнем-Агни-Сома.
«Можно положительно сказать, что каждое имя или лицо мужского пола (Божества) имело в нашем мифе соответствующее женское существо (Божество), например, Жив-Бог и Жива, Купала-Бог и Купальница (Купала)., Род и Рожаница и т.д.
Они с просьбами вначале обращались именно к Богиням, а не с Богам. Всякая просьба выражает идею поддержки, а последняя по праву принадлежит не Богу, а Богине. Бога же только славили. Богиня, особенно прислушивавшаяся к просьбам людей, была Лада, или Щедрыня. Отсюда и слово Щедровники. Ходить щедровать в канун Рождества обозначает ходить славить Щедрыню-Ладу.
К Рождеству резали ягненка или поросенка, если же не было, то молодую овцу, кости которой отделяли от мяса и клали на шкуру на дворе, чтобы «волос просветился Огнем Небесным и ягнята не убывали». Объяснение этому обряду можно найти в идее Велеса, Бога Звездных Стад и Покровителя скота. Ему показывали шкуру и кости (нераздробленные!), чтобы он послал новых ягнят, коз и поросят.
А Влес, или Велес, должен был видеть, что ягненок исчез, и потому он должен был послать нового.
Рождество, Колядин День, праздновалось непременно, когда на дворе была Зима-Барыня, Снежная Бала, у которой нос из моркови, глаза – чернослив и зубы – зеленый горох. У ног ее сноп пшеницы, жита, ячменя, и зерна посыпаны на выметенное просяным веником место – угощение птичкам. Даже синички не забыты на торжестве: им развешаны на ветках деревьев кусочки сала на веревочках. Качаются синички, свищут, клюют сало, радуются. Дети, взрослые – все принимают участие в Празднестве, катаются на санях, саночках, коньках, кто с горки, а кто на горку, поют песни, пляшут на снегу, водят хороводы, бегают с Огнем по улицам с криком и песнями. Гоняют горящее Коло, славя Солнце и грядущую Весну. Гадают о суженом. Все это – на Святках, в Колядин День, на Рождество. День радостный, к которому все готовятся, день торжественный, сытный, бражный. Под вечер жгут Зиму-Барыню, Снежную Бабу. Относят снопы подальше, чтобы Лету что было показать, а вокруг Зимы наносят солому, накладывают высокую кучу и Новым Огнем зажигают. Горит солома, дымит, тает Зима-Баба, исчезает. Нужды нет, что на Крещенье прижмет еще мороз, что будет холодный Лютый, что птица будет мерзнуть на лету, падать камнем! Весна близка! Все радуются грядущей Весне. Весь Праздник в этом. И скотина в хлевах мычит, чувствует что-то новое, небывалое, петухи звонко поют, весну выкликают.
В эту ночь, в Канун и на Рождество, гуляют домашние божки: Домовой с Овинником, Погребником, Грешним, Соломенным, Сенником, Коровником, Птичим, Садовыми и Огородним, Дворовым и Закутником. Гуляют, о хозяйском добре разговор ведут, кошку за мышами посылают, пса – вокруг дома бегать, не спать, беречь добро, а потом идут в баню, где в предбаннике их встречает Банный с угощением, поставленным Роду-Роженице на ночь. Хозяйка поставила все, что на столе было, пиво и брагу включительно: пироги, морковники, холодное, жаркое, кутью со взваром – все. Божки пируют, старовину вспоминают.
Новогодье
Новый Год совпадает с древним праздником Велеса. Это Божество было все тем же Богом, Лик которого был Солнцем, и его, как Хранителя Стад, можно сравнить с Индрой Ведийцев. Но Влес, или Велес, был Водчим Путешествующих, Пастухом Звездным, Покровителем Музыки и Песни, Искусства, Врачевания. В нем можно было видеть Ведического Пастуха, слившегося с Питри (Питрис) и ставшего Боженством. То, что ему подчинены Стада, Врачевание, Травы и Зелень, ясно говорит за его Ведическое происхождение. На Новый Год Хозяйка дома шерстинку жжет на Новом Огне в знак удлинения дня «на волос!» В этот день, мальчишки, прибегают с карманами, полными зерна, поют «славу людям и Богу и бросают зерно в Красный Угол, где стоит Сноп-Прадед Вселенной с Рождества. В это утро на заре старики пьют снеговую воду «с каленого железа», чтобы кости не ломило. В этот день полагалось взять пучок сена, обвязать его шерстиной и сжечь на Новом Огне.
К этому дню, как и к Колядину Дню, готовили крепкое пиво, заваренное на сене, запущенное медом, хмелем, дрожжами. Само приготовление его напоминает приготовление Сома. Там тоже Ведийцы раздавливали траву, мешали ее, видимо, с медом и цедили через шерсть! В этом сходство с Ведическим рецептом Сомы. На Новый Год гадали, как и на Рождество, о суженом-ряженом. Гадали, лили воск, свинец, смотрели на кофейную гущу (более позднее гадание), на бобах или же наливали густого квасу стакан, выпивали его и смотрели по пене, смотрели через воду на золу от Клочка сена и шерстины, сожженных на Новом Огне. По контурам, по неясным намекам теней судили, что будет. Заходя в хлев, приносили пучок сена, смотрели, как корова к нему подойдет: мотнет головой или нет. Разные влияния других верований и обычаев. Гадание со свечей перед зеркалом, вероятно, более позднего происхождения. Гадание по брошенной в огонь коже, непременно с шерстью на ней, древнее. Шкуру вытаскивали и рассматривали, старики или старухи объясняли по образовавшимся неровностям и теням, обожженным местам на ней будущее гадающему. Гадали также по костям, брошенным в огонь, вытаскивали их раньше, чем окончательно сгорят, и судили о будущем по знакам, оставленным огнем. Особенно часто употребляли для этого кости ягненка.
Праздник Лады
Эта щедрая и любящая Богиня была прибежищем женских молений, защитницей Семьи, Здоровья, Покровительницей вдов и сирот, Богиня мира и Представительница Родителей, Хранительница домашнего Огнища и Дыма. Ей приносили в дар шитье, вышитые шали, ленты и куски материи, полотна, шерсть, льняные и конопляные изделия. Маленькая подушка с постели называлась «думкой», а в других местах «ладкой». К Ладе обращались с просьбой, чтобы «все было ладно». Она была Богиней порядка – «Лада», и сам порядок был «ладом». Бог Ладо, ее сподручник и супруг, в верованиях простых людей был активным началом Порядка, Строя, Гармонии, Согласия, действенной Любви. Ладу и Ладе пелись песни, восхвалявшие мир, семейное согласие, любовь к ближним и дальним. В этот день шли наши Предки на замершие реки и озера, пробивали лед и пели, плясали, радуясь, вокруг прорубей, где «дышала Лада». Они же бросали в воду, видную в проруби, «дары Ладо с Ладой»: пироги, зерно, кусочки мяса. Обычно лед украшался в знак близкой Весны и наступления Царства Ладо с Ладой накануне цветными отварами, что делало лед разноцветным, ярким, красным, зеленым, желтым и синим. Последняя краска делалась на «оцте» (уксусе), на котором была заварена настойка с лета, из красной «сыти», порошка из корней красящих растений. Вокруг «кропленного места», блиставшего яркими цветными пятнами, как цветущий луг, шел пляс, пелись песни, молодежь водила хоровод. Ладе посвящалось угощение из «оладий и топленого масла». После хороводов все шли по домам с песнями, наполняли сани сеном, садились в них и летели на тройках, распевали песни. Это был праздник, из которого родилась Широкая Масляна. Она была Оладиной, Лад-Масляной, праздником Ладянки – рода Цимбала, Музыки и радости. Броженное тесто, всхожалые блины – гречневые, пшеничные, пшенные – были непременным блюдом, в котором преобладал творог, в память Творения Мира, который Сварог создал, как хозяйка делает Творог из Молока, сотворяя, концентрируя «из ничего». В Масляный день, первый по счету, полагалось делать Масляну из снега, Вторую Бабу во дворе, которую украшали изделиями из теста, варениками, блинами, пышками, и плясали вокруг, возливая на нее пиво, брагу, сусло в память Возлияний Сома Ведийцев, о которых уже забыло Славянство, прошедшее другой дорогой в другом месте. В этот День полагались гонки на санях. Победивших угощали, напаивали, катали в снегу; привозя домой совершенно белыми. Затем начинались семидневные празднества, уже менее буйные и веселые, но тем не менее посвященные тому же Ладо с Ладой. В эти жги не было никому отказа в угощении, и если знали, что кто-то беден, ему везли со всех сторон продукты, муку, зерно, масло, творог, так что он мог еще долго питаться всем этим.
Синичка почиталась Ладиной Птицей. Ее любили и для нее на деревьях развешивали кусочки сала и мяса, если с Колядина дня последние были уже съедены. Птички раскачивались, клевали еду и свистели, чему радовались все, а хозяйка глядела зорко, чтобы кошки не напали на Ладиных Птичек.
Броженые напитки, брага или пиво, лились в эти дни рекой. Лилось пиво рекой и в современных дореволюционных деревнях. В Юрьевке брага делалась на сене, заваренном крутым кипятком, на горелом хлебе, житных и пшеничных докрасна и дочерна пережженных сухарях в печи. Их вытаскивали и горячими кидали в корыта, тот час же заливая кипятком. Когда настой был достаточно крепок, его сливали в кадки, заправляли медом, хмелем, дрожжами, изюмом и оставляли бродить три дня. Когда первая пена сходила на нет, заправляли новым медом и заставляли бродить по второму разу. Полученная брага была по крепости градусов 15, и с двух бутылок такого напитка человека с ног валило! Все смеялись над ним, шутили, говорили, что «своим ногам ладу дать не может».
В Ладины дни, на Масляной, мяса не ели, а ели лишь рыбу, грибы, соленое и квашеное или делали заварное всхожалое тесто, которое поливали маслом со сметаной, Все это Млекодеяние было воспоминанием Пастушьей жизни Ведийцев, а заваренная на снегу брага была воспоминанием Сома, приготовлявшегося Пращурами из Травы. Сома разбавлялась Молоком, до того, как его вкушали все верные. В южных деревнях пили молоко и брагу, заваренную на траве (сене) и таким образом повторяли обычай Ведийцев, делавших зимой Сома из сухой травы Сома. «Сома» назывался и напиток, и трава, поэтому мы вынуждены повторить это слово дважды в фразе. Приобщение всех Ведийцев Сома соответствует Масляничному унощению всех брагой, а потребление творога и сметаны – подражанию жизни Пастухов, питающихся преимущественно молоком, творогом и маслом. Мясо они ели периодами, сменяя их периодами молочными, чтобы избежать отравления мясом. То же удерживалось и в Православном быте, где периоды Поста, Млекоедения и Мясоедения регулярно сменяются. Летом Ведийцы ели растительную пищу, потом снова ели Молоко и мясо.
На Масляной заканчивались празднества «ряжением Масляной и ее увозом за село». Для этого делали «Бабу» из соломы, обряжали в рядину, поливали водой и пели: «Масляная, мокрохвостая, уходи домой с села! Весне приходить пора!» Там, за селом, ее сжигали в знак конца Зимы. Великий Пост встречали уже облегченно: он и заканчивался последними холодами, вслед за которыми наступало таянье снега. Начинался новый период жизни!
Масляничные колядки
Празднование Масляной имело еще одну интересную сторону, а именно: те, кому следовало бы жениться или выйти замуж, как застарелым «холостякам» или девушкам «перестаркам», рисковали получить «колодку». Последняя состояла из веточки восковых цветов или просто из белого банта.
Встреченный на улице холостяк или девица, засидевшаяся у отца с матерью, украшались этими «колодками». Конечно, это были древние «Колядки», ибо Коляда-Бог считался как бы приказывающим каждому человеку быть женатому после достижения совершеннолетия. Молодежь бегала под окнами таких домов, где жили «преступившие закон Коляды», пела у окон свадебные песни и шумела, пока хозяин или хозяйка не выходили «откупаться». Они считались как бы виновными, и общество таким образом как бы брало с них штраф.
Человек, не давший дальнейшего Рода, являлся преступным в глазах всего остального общества. Особенно за этим следили матери, женщины, имевшие зрелых дочерей и молодых людей. Они были свахами, и они же подбивали молодежь идти к тому или другому холостяку.
С другой стороны, веселое общение всех во время Масленых Святок, шутки, совместные игры приводили к тому, что молодежь «спаривалась», начиная ухаживать друг за дружкой. И тут особенно ярко выступала роль «свах». Они подбивали нерешительных, ободряли влюбленных, хлопотали за них перед строгими родителями. Последним подбрасывали «зеленую Колядину», то есть зеленое от старости бревно. Этим им показывали, что они уже стали стары и не могут судить как следует. Крестьянство, так много сохранившее от древнего времени, Славянской веры и обычаев, не любило чрезмерной строгости отцов и матерей. Оно таких родителей ставило на место, хотя и призывало всех уважать стариков.
Сани и сено
В знак любви к Коляде и Крышнему, Ладе и Велесу ставили во дворе нагруженные сеном сани в рождественские дни (в Колядины Дни). К этому зимнему Празднеству, до которого праздновали Перуновы Дни, с ношением зеленой «Коляды», Колоды, поросшей зеленым мхом, и оттуда, вероятно, произошел обычай вешать «колодку» женихам и невестам, засидевшимся в холостяках; к этому времени, приготовлялась Колядина Брага, или «Колядина», «Коледина». Заваривали ее на сене таким способом:
Дохристианская письменность
Не подлежит сомнению, что русская письменность существовала еще и до Христианства, известно о существовании «дощек», на которых эти записи велись, есть указания и о существовании письменности.
Исследования о «Русских Письменах» были обнародованы господином Куренковым в Сан-Франциско, Америка, в 1952 г, в публичных чтениях. Что славянская письменность существовала и до кириллицы, известно из Далматских источников, где не только упоминается «глаголица», но имеются и документы на этом начертании.
О «Русских Письменах» упоминается в старинных рукописях, касающихся введения Христианства на Руси. Так, в Корсуне (Херсоне) были даже священные книги, переведенные на «Русские Письмены». До Кирилла шла проповедь Христианства на Руси, и она опиралась на «Русские Письмены». Кирилл только взял в свои руки то, что уже было. Летописцы хотели доказать из чисто религиозных соображений, что «до Христианства Русь была и темна, и только Свет Веры ее просветил». До Христианства Русь обладала письменностью, и нравы ее были не такими ух дикими, как нам хотят это доказать церковные Иерархи.
Священные тексты читали как тору - торить путь Прави.
Надписи имели целью удержать в памяти потомков содержание молитв и священных актов.
Развитие славянской письменности было прервано трижды: во-первых, переходом славян в Европу, во-вторых, хазарским игом, и, в-третьих, проповедью Христианства. Принесенная нам Кириллом и Мефодием письменность отличалась от первоначальной, но была введена вероятно с целью как можно скорейшего разрыва с Традицией. «Черные книги» подвергались сожжению, а волхвов, знавших эту письменность «Черных книг», убивали или тоже сжигали вместе с книгами. Из древности к нам дошли вести об этом истреблении письменности и в литературе проповедников Христианства, и в народной традиции, или легендах изустных, и в народных сказках, или эпосе.
От этого времени сохранилась лишь «Задонщина» и «Слово о Полку Игореве», красота которых говорит о высоком уровне тогдашней культуры.
Житие св.Кирилла, известного еще под именем Константина-философа, упоминает «о русской письменности, существовавшей уже в IV веке после Рождества Христова». Это упоминание взято из «древнейшего Панонского Жития св.Константина-философа и было оно написано одним из учеников св. Мефодия, братом св.Константина (Кирилла), приблизительно в IX веке». В Житии сообщается, что когда св. Константин-философ приехал в Херсонес (Корсунь) в Таврии, он нашел там св. Евангелие и Псалтырь, написанное на известном ему русском языке, но неизвестными знаками, которые назывались «Русские Письмены», и когда он нашел русского человека, то скоро научился читать эти «Письмены» и понимать этого человека. Заметка цитирует дословно: «И он нашел здесь копию св.Евангелия и Псалтыри, написанных Русскими Знаками («Русскыми Письмены»), и он нашел русского человека, говорящего на этом языке, и говорил с ним и понимал все, что тот говорил, и подготовил себя, переведя все это на свое наречие, и понял буквы-знаки для гласных и согласных звуков, и, поблагодарив Бога, стал быстро писать и читать по-русски.» У русских была своя письменность и до прихода св. Кирилла и Мефодия.
Еще в древнейшие времена на Руси было больше трех тысяч городов, когда в Скандинавии их было всего семь. Русские вели обширную торговлю, а чтобы торговать, они должны были иметь свою письменность. А.А.Куренков утверждает, что варяги были не «призванными на Русь Гостомыслом», а просто грабителями и разбойниками (что подтверждает и «Сага о святом Олафе», ибо они (викинги) ходили «грабить» (по-французски «раваже»).
Известны и так называемые «Славянские Рунические Надписи».
О существовании письменности на Руси говорят и дощечки Изенбека.